Читаем без скачивания Полведра студёной крови[СИ] - Артем Мичурин

Никогда бы не подумал, что заскучаю по так ненавистной прежде рутине. Когда сидишь в своей арзамасской берлоге долгими зимними вечерами, во время починки сапог или приготовления нехитрой стряпни мозг услужливо заполняет пустоту ненужными воспоминаниями и бестолковыми фантазиями, развлекая по мере сил своего хозяина и позволяя скоротать время. Спокойно и безмятежно.

Здесь, в тайге, такое поведение жителя твоей черепной коробки приравнивается к дезертирству. Нельзя с отсутствующим видом перебирать пожитки или медитировать, точа нож, когда за каждым кустом может притаиться двухголовое трёхметровое уебище, а там, за холмами, шастать давешнее желтоглазое чудо. Совершенно непонятно, кто и где выскочит в следующий момент и чем все это кончится. Конечно, ежедневная обустройство места ночлега настопиздела и мне и Ткачу до колик, чего уж говорить о заготовке дров два раза в сутки, но из рутины это занятие превратилось в опасный и непредсказуемый геморрой. Даже посещение отхожего места напоминало теперь боевую операцию на территории противника. Ходили всегда по двое — один гадит, другой бдит. Для такой интимной процедуры Урнэ в напарники не годилась, а вот в лес я её с собой взял. Пусть крутит башкой во все стороны, пока рублю дрова.

Выбрав деревце, как мне показалось, себе по силам, я замахнулся и ударил. Топор как всегда задорно отскочил от мерзлого ствола среднего размера пихты, оставив на нем лишь неглубокий рубец. Но мое желание согреться и съесть что-нибудь горячее вынесло приговор этому растению. Я даже успел заготовить несколько поленьев из его ствола, когда ни с того ни с сего работать просто расхотелось. Накатила какая-то тоска, немедленно превратившаяся в тревогу. Я бросил топор в снег и отправился до хаты. По дороге к ней меня обогнала всхлипывающая Урнэ. Едва различая дорогу от выступивших вовсе не от мороза слез, я ввалился в охотничий домик, где чуть не был сбит с ног мечущимся по единственной комнате Ткачем. Напарник искал пятый угол, бросаясь на стены и выкрикивая при этом что-то нечленораздельное. Сжавшись комком на нарах, в голос рыдала Урнэ.

Чего это они? А я чего реву?

Брызги из глаз и спазмы в горле, а как это еще назвать?

Паника! Вот что было написано на наших лицах внезапным мазком безумного художника, заставившего дребезжать стекла в маленьких оконцах. Он пришел и он знает, что нам никуда не деться.

Урнэ с воем выскочила наружу. Ткач рванулся за ней, и только моя нога помешала ему совершить это ритуальное самоубийство. В два прыжка я оказался у двери и задвинул тяжелый засов.

— Какого хуя? — проблеял Ткач, поднимаясь с пола.

— Обождем здесь, — ответил я, с трудом поборов всхлипы.

Рокот нарастал. С потолка посыпалась древесная труха, дыхание спёрло, голова наполнилась омерзительным разрывающим мозг писком. И в этот миг округу огласил истошный вопль, оборвавшийся так резко, будто кто-то повернул отключающий звук тумблер. Дышать сразу стало легче, рокот сошел на нет.

— Теперь валим, — я подобрал все свои шмотки и вышел наружу.

Безмятежно. Бело. Пусто. Будто и не было ничего. Только алая прерывистая дорожка уходит с края поляны вглубь леса и несколько поломанных веток с лохмотьями одежды, мяса и потрохов обозначают последний путь самой умной и удачливой из наших ездовых.

— Двигай, — крикнул я Красавчику, с интересом обнюхивавшему развешанный по деревьям ливер, и подкрепил слова личным примером. Дорога предстояла долгая.

К вечеру следующих суток мы, едва волоча ноги, выбрели на цепочку следов, оставленных кем-то похожим на человека — по крайней мере, ступнёй — и полозьями салазок. Резонно рассудив, что ничего хуже недавно виденного уже не повстречаем, а ночь обещает быть чертовски морозной, мы легли на новый курс. Спустя час, следы привели к землянке. Если б не они, небольшая дверца заглублённая в подножии холма, скорее всего, осталась бы незамеченной. Даже я в сумерках легко мог бы спутать её с лазом берлоги.

— Ебани пару раз картечью, и войдём, — предложил Ткач.

— Знаешь, Алексей, хотел тебя в гости позвать, как всё закончится, но теперь сомневаюсь.

Я встал сбоку от двери и вежливо постучал стволом дробовика.

— Есть кто дома?

Тишина.

— Ну вот, теперь эта тварь предупреждена, — сплюнул Ткач и утёр с бороды моментально замерзающую слюну.

— Алексей, не будь таким ксенофобом. Есть там кто? — попытался я ещё раз. — Мы охотники. Заблудились в тайге. Можем обменяться. У нас есть спички, порох и соль.

Ткач взглянул на меня с усмешкой, явно не веря в силу доброго слова, не подкреплённого добрым калибром. Но через секунду его закостеневшие взгляды на мироустройство подверглись серьёзному испытанию.

Из землянки послышался частый топот, стих секунд на пять, будто кто-то остановился, раздумывая в нерешительности, и по толстым дверным доскам заскрипел снимаемый засов.

— Вежливость, Алексей, вежливость.

Дверь чуть приотворилась, из дыхнувшей паром и мясным ароматом щели высунулась ржавая острога и угрожающе ткнула воздух.

— А ну подойди, — раздался скрипучий голос. — Не вижу.

Я, сдвинувшись влево, встал напротив отверстия, манящего теплом и обещанием горячей еды.

— А-а… Так ты человек, — в голосе существа, прячущегося под копной шкур и тряпья слышалось нешуточное удивление.

— Не все согласятся с этим утверждением, но в целом оно верно.

— А другой? — попыталось существо выглянуть в щель. — Э-э-х, кхе… Пусть подойдёт тоже. Где он?

Ткач нехотя встал рядом со мной.

— Хм… — смерило его взглядом существо. — Соль, говоришь?

— Плюс порох и спички, — напомнил я. — Даже мыло есть.

— А это кто там? — пригляделся хозяин землянки промеж нас, заметив Красавчика, и тут же захлопнул дверь.

— Вежливость? — развёл руками Ткач.

— Он смирный, — снова постучал я. — Проблем не создаст.

— Чёрта не впущу, — донеслось изнутри.

— Ладно, не кипишуй. Он тут останется. Слышь, Красавчик, до утра свободен, — нарочито громко крикнул я недовольно насупившемуся "чёрту", и снова обратил свой дар убеждения на негостеприимного домовладельца. — Всё, он ушёл. Тут только мы двое.

Дверь снова приоткрылась.

Убедившись, наконец, в отсутствии чертей у родного порога, бдительное существо сняло цепь.

— Входите.

С трудом протиснувшись в низкий лаз, мы оказались внутри довольно просторной для одного жильца землянке. Прямоугольная, уходящая вглубь холма изба, сложенная из массивных брёвен, дощатый пол застеленный шкурами и бревенчатый потолок с тяжёлыми балками, подпираемый резными деревянными колоннами в полтора обхвата толщиной. Вдоль стен разместились широкие скамьи с разной утварью. Дальний конец землянки облюбовал накрытый медвежьей шкурой топчан. А центр этой колыбели уюта в демонической тайге занимала приземистая каменная печь, на которой, источая непередаваемо манящий аромат, грелись два чугунка.

— Там садитесь, — указало существо на свободную скамью у входа. — Снега понатащили…

Сам же ворчливый хозяин оказался скорее… хозяйкой. Хотя, с полной уверенностью утверждать не взялся бы. Низкое, метра в полтора, сгорбленное коренастое создание было, несмотря на жар от печи, до того плотно укутано в тряпки и шкуры — кажется, всей представленной в этих широтах фауны — что разглядеть наличие или отсутствие вторичных половых признаков совершенно не представлялось возможным. А из дыры глубоко надвинутого капюшона торчал только кончик крючковатого мясистого носа да сильно выдающийся вперёд подбородок с жиденькой седой порослью, что в равной степени могло свидетельствовать как о принадлежности оного самцу северной народности, так и — самке, с постклимактерическим гормональным дисбалансом. Впрочем, кто этих ебаных мутантов разберёт…

— Выкладывайте, что там у вас, — приказала хозяйка, уперев вполне себе убедительные кулаки в бока.

Я послушно вытащил из сидора ранее обещанное добро.

— Нам нужна жратва и ночлег, — хамски вклинился в нашу милую непринуждённую беседу Ткач.

— Аха! — подскочила карлица к представленному ассортименту и, отодвинув в сторону не заинтересовавшие её спички с порохом, сунула обслюнявленный палец в тканевый мешочек с солью. — О-о… — слизнула она налипшие кристаллики, будто это была несусветно вкусная штука.

— Её что, торкает? — задался вопросом Ткач, не особо заботясь о такте.

— Сколько? — жадно сглотнула карлица. — Сколько у вас этого?

— При себе только то, что видишь, — ответил я, туго завязывая "драгоценный" мешочек. — Но в нашем лагере такого добра полно. Если есть, что предложить, мы готовы к обмену.

— Ахахах! — подпрыгнула на месте карлица, едва не хлопая в ладоши. — У меня есть! Есть, на что меняться! Да-да-да! — быстро протопала она к только сейчас замеченному мною проёму в стене и, откинув полог, исчезла минуты на две, после чего вернулась с кипой горностаевых и собольих шкурок. — Вот! — сложила она пушное богатство на пол, не отрывая взгляда от вожделенного мешочка. — Давай меняться!